ДЕСЯТЫЙ ПОЗВОНОК

Интересно – а сколько у человека вообще позвонков? Странный интерес, не правда ли? Про позвоночник запоминают студенты первого курса, которые учатся в каком-нибудь медицинском колледже или институте. Им-то это надо, чтобы экзамен сдать. Может, и в профессии пригодится. А остальным людям зачем? Заболит этот самый позвоночник – а он, кикимора его возьми, всё равно когда-то заболит – вот тогда и будут они заучивать про позвонки… А пока не болит – никто и голову в его сторону не повернёт… хотя в шейном отделе позвоночника тоже есть эти самые…ну вы меня поняли.

С чего бы это автор решил начать свой рассказ…а может быть, по установившейся традиции, и сказку, с таких малоинтересных физиологических подробностей?

Не ответит автор, насупится, помолчит, да вдруг и отрежет: «А вам зачем? Решили слушать – так слушайте. Потом поймёте. А не хотите – так и проходите мимо».

Да, своенравный автор… А может, настроение у него с утра плохое – он же живой человек, мало ли… Давайте уж лучше не усугублять, просто устроимся в уголке, да и молча послушаем. Насколько я знаю, истории у него совсем недлинные – и некоторые говорят, что даже и любопытные.

— Уважаемый Автор (да, именно так, с большой буквы!), не сердитесь, мы больше не будем Вас отвлекать. Рассказывайте дальше Вашу сказку!

— Уж не знаю, сказка ли это… Сам не могу понять. А впрочем, это неважно. Я расскажу – а вы решайте. Итак, о чём это я? Ах, да, о позвонках. И не виноват я, что на этот раз пришедшая ко мне история закрутилась вокруг них. Думаете, мне дают выбирать? Как же!… Прозвенело в голове: «Десятый позвонок» — а дальше выплывай, автор, как сумеешь.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-поживал один мельник. Ну, он там, конечно, был не один, но вот у этой речки, у этой запруды, на

этой старой, но ещё крепкой мельнице, жил именно он – не молодой, не старый, крепкий, как его мельница, мужичок. И в отличие от многих своих собратьев по профессии, совсем не нелюдим и уж вовсе не колдун. Он даже с местным Водяным дружбы не водил – только уважительно здоровался, как увидит. Всё-таки мельница-то его была на реке, значит, Водяной был вроде его работодателя.

Жил наш мельник один-одинёшенек. Жена померла давно, дети разъехались, даже дело своё мельничное передать было некому. А дело знал он до тонкостей и вёл честно — оттого и везли к нему молоть рожь да пшеницу со всей округи. Помогал ему на мельнице, когда работы было много, один деревенский паренёк. А ещё жили при мельнице пожилой пёс Валет да кот неизвестной породы Везун. А почему звали его так необычно – так тому была причина. Как-то услышал мельник под вечер тонкий писк с реки, подошёл посмотреть – что это там такое, да и увидел маленького котёнка, барахтавшегося в воде. Непонятно, как он туда попал – то ли сам свалился, убежав от мамы-кошки, то ли какая-то недобрая душа бросила малыша в омут под колесом на верную смерть. Вытащил наш мельник котейку и забрал его к себе на мельницу. Прижился котёнок, смышлёный оказался да ласковый. А ещё отменный мышелов да крысолов. И стал он огромным вальяжным рыжим котом-красавцем. Все деревенские кошки по нему сохли. А он в деревню только прогуляться ходил, хозяина своего не бросал надолго. С Валетом они крепко подружились, даже спали часто вместе.

Вот так и жил наш мельник. Пёс мельницу охранял, кот мышей ловил, а хозяин был всем доволен и в ус не дул. Если даже чего-то ему не хватало, то он никому не жаловался. Почешет в затылке, присвистнет, да и скажет: «Ничего, не робей, Авдей, такую беду рукой разведу!». Его-то, слышь, Авдеем звали.

Однажды уже осенью, когда самые горячие деньки были позади, прихватило вдруг у Авдея спину – да так, что хоть криком кричи. Чего он только не делал, ничего не помогало. И хоть работы было совсем немного, а всё равно – непорядок с больной спиной-то. Мало ли дел в хозяйстве! И присоветовал ему его подмастерье Антон взять на то время, пока он болеет, какую-нибудь женщину в помощницы. Мало ли – сварить, постирать, убраться, другое чего – всё теперь Авдею было в тягость. Не привык он, чтобы у него кто-то шастал в доме и по двору, да делать нечего. А Антон своё: «Не сомневайся, дядя Авдей, я тебе хорошую бабу присоветую – живёт у нас на том конце деревни Глафира-бобылка. Сама справная, хоть и не молодка, всё у неё в избе и в огороде как нужно. Да и лечит маленько людей – глядишь, и тебе поможет». Покряхтел-покряхтел Авдей, да и согласился – какой из Антона в доме помощник? Велел тому представить ему бобылку – мол, посмотрю на неё, поговорю, а там решу.

Антон долго ждать не стал – на следующий же день пришёл к Авдею с Глафирой. Поговорил с ней Авдей, посмотрел – вроде и придраться не к чему. Да ему и выбирать-то не приходится, позарез помощница нужна, а свободных баб в деревне раз-два и обчёлся. Сговорились они с Глафирой быстро, она дорожиться не стала, да и Авдей не тот человек был, чтобы дармовщинку искать. Поначалу Авдей хотел, чтобы Глафира к нему только днём приходила, но не получилось так: не с руки ей было каждый день бегать через лес на мельницу. Вот и вышло, что стала Глафира оставаться ночевать: дом-то у мельника был хороший, места много, а у неё в своём хозяйстве уже всё было сделано, да и хозяйство-то было совсем небольшое, соседка приглядывала если что.

Пошло всё в хозяйстве Авдея на лад: дом чистый, обед на столе, во дворе порядок, животина накормлена, да и пёс с котом новую хозяйку быстро признали. Как будто тут всегда была. Сама шустрая, аккуратная, не говорливая и не молчаливая. А ещё присмотрелась, как Авдей скособоченный по двору хромает, да и предложила его полечить. Мол, от бабки кое-чему научилась – хвори травками изводить, косточки поправлять. Умений больших не имеет, но многим помогла. Может, Бог даст, и ему поможет.

— Ведьма ты, что ли? – усмехнулся Авдей.

— Какая я ведьма? – засмеялась Глафира. – А хоть бы и так, тебе-то что? Ты, небось, как все мельники, и сам-то с нечистью здоровкаешься?

Надо же, как в воду глянула: ведь и правда Авдей с Водяным здоровался. Что тут возразишь?

— Ладно, — говорит Авдей – лечи. Да только смотри аккуратнее, я ж не последний день на свете провожу, мне ещё охота и пожить, и попанувать.

Зачем так сказал – сам не понял. Видно, несмотря на его согнутую спину, захотелось перед справной Глафирой молодцом показаться. А то подумает, что совсем он старый, ни на что не годный.

Глафира кивнула – мол, ладно, попануешь ты ещё. Принесла из дома какие-то травки, начала Авдея отварами поить. А вечерами стала спину ему потихоньку править-разминать. Да всё с приговорками, прибаутками и молитовками. Лестно Авдею, да и почувствовал он, как спине вправду полегчало.

А как стало спине легче, как начал мельник выпрямляться, так и мысли всякие ему в голову полезли насчёт своей лекарки. Хорошая же баба, и одна давно живёт. Чего уж там…не девка же на выданье… Да и он не обмылок какой – ей же, небось, не противно будет с таким, как он, мужичком, помиловаться. В общем, закружил его бес, заморочил.

И однажды ночью, когда уж леченье почти к концу подошло и осталось им всего-навсего один-два вечера ещё спину поправить, пробрался мельник в ту горницу, где Глафира ночевала, да и полез к ней потихоньку под одеяло. И рукам волю дал, мысленно приговаривая: «Не робей, Авдей !».

Да только и Глафира не сробела. Как проснулась – сразу схватила тяжёлый кувшин, что у кровати на столе стоял, да и врезала ночному гостю от всей души по почти вылеченной спине.

Охнул Авдеюшка, в глазах у него помутнело, упал он с кровати и давай Бог ноги, пока Глафира не поняла, кто к ней приходил. Пусть потом на кого хочет думает, хоть на домового – а он будет ни при чём. Слава Богу, успел он убраться из горницы, пока Глафира металась да свечку зажигала. Словно никого здесь и не было – прямо вправду домовой пошалил.

Назавтра с утра Авдей кое-как к столу вышел – болела ушибленная спина. Спросила его Глафира – что с ним, он отговорился, что ночью с лавки упал.

— Эх, ты – говорит ему Глафира – что ж ты, Авдей, себя не бережёшь, всё моё лечение насмарку пускаешь? Ты бы поосторожнее был, не дай Бог десятый позвонок ушиб.

— А что? – испугался Авдей. – Что такое этот твой десятый позвонок, что его ушибать нельзя? Небось, спину-то мне поправила, так и этот позвонок выправить сможешь?

— Уж и не знаю, как тебе сказать – вздыхает Глафира. – А только вот этот самый десятый позвонок – особенный, от него мужская сила зависит. Бывало, что зашибали мужики этот позвонок, да и всё…

— Что всё? – прошептал Авдей.

— Да то и всё – припечатала Глафира. – Совсем всё! И ни одна бабушка-костоправка ничего не могла сделать. Так и маялся бедный мужик всю оставшуюся жизнь – ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. Видала я таких…не дай Бог! Одна дорога – либо на паперть с калеками, либо в монастырь, Богу о грехах молиться.

— Глашенька, сердечко моё – вскричал Авдей – посмотри ты ради Христа мою спину! Что там с десятым позвонком?!

А сам уже рубаху снимает.

Подошла к нему Глафира, посмотрела внимательно, вздохнула, велела на лавку лечь. А у бедного мельника уже и ноги не ходят, еле до лавки добрёл.

«Ну – думает – точно десятый позвонок задела Глафира этим чёртовым кувшином! И за каким таким пирогом я ночью к ней сунулся? И чего мне было днём с ней по-хорошему не поговорить? Глядишь бы, договорились мы

с ней, и без кувшинов бы обошлось, по доброму-то согласию… Да отчего бы мне на ней и не жениться? Хорошая ведь баба, прямо по сердцу пришлась – вон и Везун с Валетом как её полюбили! Дурак я дурак, как есть малахольный, вот теперь что делать буду? »

А Глафира ничего не говорит, рукой легонько по спине проводит, да цокает языком и вздыхает так тяжело, будто сказать что-то не решается.

— Глаша, не томи, скажи уж всё как есть! – взмолился Авдей.

— Да что сказать-то? – отвечает Глафира тихо. – Ну, вестимо, десятый позвонок как раз и ушиб ты, болезный. Это как же ты умудрился с той широкой лавки, на которой спишь, так оземь грянуться? Или где ещё упал? Скажи уж мне тоже всё как есть, может, и пособлю чем тогда.

Потемнело в глазах у Авдея, а в ушах херувимы уже запели – и правильно запели, потому что ему теперь, как он понял, одна дорога была – в монахи-черноризцы… Однако, собрался он с духом и чтобы совесть свою не обременять ( куда ж в монастырь с нечистой совестью?), прямо сказал Глафире – где и как он свой десятый позвонок ушиб.

— Прости ты меня, Глашенька – добавил. – Не иначе – бес меня попутал. Ты ж мне и так нравишься, безо всяких ночных вылазок… Да теперь чего уж…

— Эх, ты, Аника-воин – вдруг рассмеялась Глафира. — Вставай давай. Лечить буду тебя!

И вылечила-таки мельнику его десятый позвонок. А как да что – это вы у них спросите, у Авдея и жены его Глафиры.

Автор Леди Мелисандра (Татьяна)